К таким текстам подступаешься с трепетом. Они дышат временем, эпичны, не принадлежат четкому отрезку лет или суши. Они вне, над. Над земным, над материей, над осязаемым и обозримым и в то же время слиты, соединены с природой, с нерукотворным, дышат, пульсируют, испытывают жажду и утоляют ее. Время в повести бежит лицами по воде, летит совой Агукук, обтекает сосцы женщины-рыбы.
Люди в повести обретают черты, свойства животных. Млгун - похож на моржа, Кириск пьет с девушкой по-оленьи, Орган подобен соколу вблизи кончины. Но смерть не как конец, а как уход - куда-то, перетекание-перерождение во что-то, в кого-то. И так было и будет. Конца нет.
Повесть о страхе и вере. Смелость идёт от веры. Вера связана со знанием себя, с доверием к жизни, ее сокрытому от глаз знанию. Знание себя опирается на ценности=звезды, которые ведут тебя даже тогда, когда кругом сплошь один плотный туман. И именно они - ценности и смыслы - создают твердь, опору под ногами.
Айтматов осмелился написать о том, чего не впитал. Выросши в степи, написать о море.
Но он хорошо знал стихию ветра. Именно она роднит степь и море. Эту стихию хорошо знаю сама, так как выросла в степи. И особенно радовалась, когда забуранит и не надо идти в школу. Потому что либо снесет, либо вовсе не выйдешь из дома: сугроб до крыши. Потому в доме несколько дверей, а еще родня рядом кучкуется и идет с лопатой на обход, откапывать. А ты как медведь в берлоге, максимально приближен к дикому, порывистому, чего не обуздать и не приручить.
Самый глубокий момент, сильный - не поочередный уход близких, а встреча Псом мальчика. Пегий пес ждал больше матери. Он знал=верил, что мальчик вернётся. Ещё тогда знал, когда тот уходил в море.
Повесть о взрослении, инициации, повесть воспитания. Мне нравится слово «воспитание», но то, что без назидательности. Питать. А что потом, когда напитаешься соками? Отдавать их, учить других, как делал Орган. Потому в нас текут соки не только предков, но и учителей от Бога, близких друзей.
В повести более всего питает миф. Слово. Память рода. Миф - то, что связывает с истоком, источником воды, жизни, твоей сутью, чашей грааля. Для старика чаша - это женщина-рыба, для мальчика - мышка, синяя как море. Жизнь как гигантская, нескончаемая игра. Ты теряешь (мол.зуб, жизненные соки и т.д.) - и просишь Мышку даровать. И тебе даруется.
По сути на глазах вырастает новый миф, наблюдаешь его сотворение. Сириск, спасенный родичами в обличиях звезды, волны и ветра, понимает, что это будет его Именная песнь, песнь его рода.
Рождение мифа из испытания, из драмы, потери - которая не =смерть, а просто перетекание энергии жизненной в другую форму (звезды, слова, памяти).
Вода размывает личные границы, все по сути - текучая энергия.
Когда лодка уже не держит курс, дрейфует, болтается в море, она все равно движется, течет - по времени, по дням, ночам. Лодка плывёт, просто ты об этом не знаешь или не должен знать до поры.
А для человека в лодке - предельно обездвиженного, дезориентированного, усохшего, как старое дерево, замедленного - создаются условия для максимальной внутренней фокусировки, настройки, нет лишнего сора. Мне нравится имя старика Орган - именно он схож с настоящим инструментом, синхронен этому миру. Он читает его как книгу, где знание колышется вне слов. Он считывает человека, его эмоции.
Этому учится и мальчик. Чтение другого человека, понимание его, проникновение, перетекание в него как высшее знание. И мальчик просит Мышку уже не для себя, а для нас:
«Синяя мышка, дай нам воды!» Как молитва.
Растворяются сущности Я и Отец. Есть единое Мы.
Лейда Александровна Мурманцева
Комментариев нет:
Отправить комментарий